Должен и нельзя. Как психика воспринимает запреты и долженствования
Ограничивающие убеждения можно условно разделить на предписания (долженствования) и запреты. Странно, что для психики это далеко не одно и то же и действуют они по-разному. Статья об этой разнице.
Давайте сравним долженствования и запреты.
Чтобы было легче понять отличие, предлагаю метафору. Представьте себе стандартный перекресток. Представьте, что перед ним висит запрещающий знак. Например, он вам запрещает поворот направо (черная стрелка перечеркнута красным). Это значит, что у вас останется ещё три направления: вперёд, налево и разворот.
А теперь представьте, что знак не запрещающий, а предписывающий и он предписывает вам (обязывает вас) повернуть направо (белая стрелка на синем фоне).
Вы должны повернуть направо и никак иначе. Остаётся только один вариант из четырех. Интересно при этом то, что у запрещающих знаков есть красный ободок или красный фон и они сразу же воспринимаются как ограничение. А у предписывающих фон синий и они считываются как разрешение, дозволение, хотя по факту запрещают они больше, чем запрещающие. Почему? Потому, что они говорят, что вы обязаны сделать, а не говорят, чего вам делать нельзя.
В каждый момент времени у вас есть тысяча вариантов, как дальше жить. Запрет запрещает что-то одно из этой тысячи — и у вас остаётся ещё целых 999 опций. А если вы согласились с долженствованием (предписанием), вам запрещено все, кроме одного-единственного «правильного» варианта. Согласитесь, это гораздо более мощное ограничение!
Эта казалось бы чисто математическая история вызывает интересные психические эффекты.
Во-первых, запрет ограничивает вариативность, но не убивает ее полностью. Тот, кому запретили, все ещё может выбирать из оставшихся вариантов. Более того, запрет заставляет вас выбирать, тренирует вас выбирать и таким образом сохраняет вам некоторую свободу выбора. Другое дело предписание! Оно выстраивает такую картину мира, в которой никаких вариаций нет, можно только так и никак иначе. Предписан один-единственный идеологически выверенный вариант. Никакого выбора не подразумевается. Тот, кто находится под властью долженствований, постепенно теряет способность выбирать вообще. Выбор как психическая функция страдает гораздо сильнее.
И это открывает путь в состояние, которое называется «выученная беспомощность». Человек, согласившийся с долженствованием, постепенно выучивает, что он беспомощен. В его картине мира есть единственный правильный способ поведения.
Итак, долженствование убивает способность выбирать, а запрет — нет.
Поэтому возникает второй эффект, который касается способности сопротивляться. Благодаря возможности выбирать, с запретом нам легче спорить. Многие даже склонны искать варианты, как его обойти. А конфронтировать с долженствованием трудно, ведь нам действительно кажется, что никаких других вариантов как будто не существует.
Проиллюстрирую эти два эффекта на примере выборов на какую-либо должность. Там, где в бюллетене указано несколько кандидатов, неминуемо сохраняется вариативность и некоторая непредсказуемость. Но если «кандидат» всего один (трудно поверить, но в советское время практиковались и такие «выборы»), то «выбирающие» постепенно выучивают, что они беспомощны. Это не всегда фактическая беспомощность, но ощущение беспомощности, которое появляется в ситуации отсутствия выбора.
Интересно, что отсутствие альтернатив не должно быть фактическим. Достаточно веры в то, других возможностей нет. «Никто кроме Иван Иваныча не достоин этой должности». Поэтому, если команде какого-то кандидата удается создать веру в безальтернативность, победа у них в кармане. Многие (особенно те, кто против Иван Иваныча) просто не придут участвовать в таких выборах, где они считают результат заранее предрешенным. И наоборот, как только вера в предрешенность заканчивается, результат снова становится вариативным, то есть непредсказуемым.
Есть ещё совсем бытовой пример, это фразы-ловушки вроде:
— Ты какую кашу будешь: гречневую или манную?
— Какого цвета марсиане: голубые или зелёные?
— Скажите, вы уже перестали напиваться с самого утра?
Эти фразы построены на том же приеме «выбор без выбора». Если вы соглашаетесь с постановкой вопроса, то вы соглашаетесь с предположением, что кашу вы будете, что марсиане существуют и что раньше вы (это всем известно) имели привычку напиваться. Благодаря такому приему вы начинаете верить, что «должны» согласиться с этим предположением и выбора как будто нет. Такая постановка вопроса не предполагает ответа «я хочу шашлык», «марсиан не бывает» или «я вас тоже не люблю, но хотя бы стараюсь быть вежливым».
Почему сложно ответить «я хочу шашлык»? Потому что тогда ваш ответ будет не на тот вопрос, который вам задали. Вас спросили «гречневую или манную». Отвечая «шашлык», вы разрываете ткань контакта между вами и собеседником.
Есть такой анекдот:
— Представь,что я дал тебе 6 яблок, а потом три забрал. Что у тебя останется?
— Проблемы с доверием.
Этот ответ сдвигает дискурс с количества яблок на качество отношений. Чтобы такой ответ дать, нужно:
1) выйти из контакта,
2) осознать себя,
3) свериться с собой, хочу ли я отвечать на вопрос собеседника или хочу ответить то, что дорого моему сердцу,
4) позволить себе встретиться с недовольством собеседника.
Сложно найти такой ответ. Пожертвовать контактом трудно, поэтому отдаём три яблока и едим кашу.
Давайте теперь на этих примерах сравним долженствование с запретом:
— Тебе нельзя шашлык.
— Нельзя говорить, что марсиан не существует.
— Нельзя говорить, что ты не пьешь.
Очевидно, что такие фразы гораздо сильнее настраивают собеседника на сопротивление:
— а почему нельзя?
— а кто это сказал?
— но иногда-то можно?
— а что если я забуду, что нельзя?
— хорошо, шашлык нельзя, будем есть мясо на углях
и так далее.
И третий эффект связан с эмоциями. Запрет вызывает страх (наказания) и ответный протест, даже злость. И эта злость помогает конфронтировать с запретом. Если не открыто, то хотя бы внутри себя. Запрет часто воспринимается, как что-то чужеродное, с чем хочется бороться, он даже провоцирует сопротивление. Многих людей запрет мобилизует, многие склонны выражать свое возмущение, спорить и протестовать.
Долженствование вызывает в первую очередь не страх, а чувство вины (должен и не делаешь — виноват!), которое подавляет здоровый протест и таким образом препятствует конфронтации. Чем больше я виню себя, тем меньше я склонен сопротивляться. Чувство долга демобилизует все психические процессы, кроме выполнения долга.
Когда ребенка воспитывают запретами, то часто получают бунт, протест и скандалы. Если же родители воспитывают долженствованиями, они чаще получают виноватых и поэтому более сговорчивых детей.
Сравните два высказывания. Мама не хочет, чтобы дети трогали ее вещи, и говорит:
1. Не надо это трогать!
2. Лучше бы ты пол помыла и картошку почистила, чем фигнёй маяться!
В первом варианте сохраняется контакт с реальностью: ты трогаешь, а я тебе запрещаю. Во втором реальность полностью подменяется: я с тобой говорю о картошке и домашних обязанностях.
Поэтому с клиентами, у которых ведущий механизм «мне нельзя», работа обычно идёт быстрее, чем с теми, у кого основной механизм «я должен».
Идея «мне нельзя» в меньшей степени подавляет способность хотеть, способность быть в контакте со своими желаниями. В итоге клиенты приходят к психологу с конфликтом «я хочу, но мне нельзя».
Идея «я должен» полностью подменяет реальность и убивает способность быть в контакте со своими желаниями гораздо эффективнее. Потому что в отношении желаний звучит как «я знаю, что я должен хотеть». Это не просто разрушает способность чувствовать свои желания и потребности, это строит на месте настоящих желаний ложные «правильные». К внутреннему мотиву они никакого отношения не имеют, зато они точно такие как надо. В итоге под действием установки «я знаю, чего мне надо хотеть, мои желания единственно правильные и идеологически выверенные» клиент до психолога не доходит, а если и доходит, то конфликта не видит.
— Я же все правильно хочу, в чем проблема? Почему это не работает??
Похожим образом дети в зоопарке дразнят енотов-полоскунов, давая им сахарную вату. Енот деловито несёт ее в тазик с водой, чтобы прополоскать перед тем, как съесть. И искренне не понимает, куда все делось.
В политологии на этом же эффекте строится разница между авторитарным режимом и тоталитарным. Авторитарный режим строится на запрете публичного выражения своего мнения, но не требует от своих граждан какой-либо активности. Он, скорее запрещает некоторые виды участия в политической жизни, делает граждан аполитичными, демотивирует их.
В отличие от них тоталитарные режимы построены на долженствованиях и требуют заранее понятной политической активности: прославления идеологии, выражения любви к вождям, участия в демонстрациях, партсобраниях, советах отряда, субботниках, вступить в комсомол, быть пионером, выстроиться какой-нибудь патриотической фигурой, пожертвовать свою зарплату в фонд помощи нашим и выполнения других обязательств.
Разница здесь примерно такая же, как между отдыхом в плохом отеле (где на ваше недовольство реагируют по-хамски и вообще просят вас уехать, если что-то не нравится) и тюрьмой, где ваш день строго распланирован за вас, причем все старательно делают вид, что это для вашей же пользы.
В терапии эта разница между запретами и долженствованиями хорошо видна. Если человеку нельзя что-то хотеть, он часто приходит с переживанием пустоты и апатии, ощущением, что желаний как будто нет. И тогда перед ним встает задача войти в контакт со своими желаниями и начать их чувствовать в этой пустоте.
Если же человек должен хотеть правильные вещи, то достичь переживания пустоты для него — это уже огромное достижение. Сначала он прикладывает усилия для того, чтобы долженствования перестали звучать в его голове и определять его поведение. И только на следующем этапе в этой пустоте могут прорасти какие-то собственные желания. Получается, что работа с долженствованиями как минимум в два раза длиннее.
И напоследок самое вкусное. Долженствование обладает суперсилой помещать в себя все, что вы скажете, и превращать все ваше прекрасное влияние в долженствование, в самое себя. Сейчас поясню, что я тут имею в виду.
— Когда человек живёт из «должен» и вы предлагаете ему найти свои собственные желания, он помещает это в рамку «должен» и говорит: «Хорошо, я понял. Я должен искать свои истинные желания. Я должен перестать опираться на некритично принятые в детстве предписания того, что я должен делать. Я должен больше контактировать со своими собственными желаниями. Короче говоря, я должен хотеть». Здесь легко начать себя насиловать психологией и домашними заданиями, полученными от терапевта, и в результате оказаться ещё дальше от своих желаний.
— Когда вы предлагаете человеку, который страдает под грузом обязанностей, начать относиться к себе лучше, например, не насиловать себя работой, он помещает это в рамку надо и начинает со страшной силой отдыхать. Он говорит: «Мне надо отдыхать быстрее и лучше. Мне доктор прописал отдых. Мне надо отдохнуть побыстрее, потому что так я стану эффективнее. Я должен посетить 24 экскурсии за 3 дня. Я должен так отдохнуть, чтобы потом взяться за дело с новыми силами». Поэтому отдых превращается в гонку. Ему хочется как можно быстрее поспать, ведь нужно наполняться силами. Он начинает контролировать сон, он торопит себя спать скорее и в результате не может заснуть вообще. Он оказывается ещё дальше от отдыха, чем был.
— Когда у человека есть предписание ругать и винить себя за ошибки, вы предлагаете ему вместо этого начать себя поддерживать, он помещает это в рамку «надо» и говорит себе: «Надо себя поддерживать, а не ругать. Надо относиться к себе лучше. Что же я вместо этого опять себя ругаю! Ну сколько можно себя ругать! Одно и то же каждый раз! Нельзя что ли нормально к себе начать относиться?! Надо же к себе относиться намного лучше! Да что же я за дурак такой, даже этого сделать не могу! Надо же было себя поддержать, а не ругать!» Он ругает себя за то, что ругает себя. И в результате оказывается ещё дальше от поддержки, чем был.
Это прямая иллюстрация первого эффекта долженствований, т.е. иллюзия отсутствия выбора.
Иногда, чтобы выйти из-под этой рамки я прошу клиентов сказать фразу так, чтобы в ней не было долженствования:
— Я поняла, мне НАДО себя больше любить.
— Попробуйте сказать эту фразу без долженствований.
— Я должна себя любить… Мне нужно себя больше любить… Лучше бы я себя любила… Опять то же самое… (Пауза) Блин… (Пауза) Да как сказать-то?!
— Давайте я приведу примеры. Скажите так. Я хотела бы научиться больше себя любить. Я могу больше себя любить, у меня есть такая возможность. Или просто: я себя люблю. Я это делаю не по обязанности. Я не обязана себя любить. Просто мне лучше живётся, когда я себя люблю. Но я не стараюсь делать это 24/7. Я не собираюсь достичь просветления за пару встреч. Я собираюсь давать себе чуть больше нежности. Не каждый день, только когда я решу, что я этого хочу.